Василий Головачев - Реликт (том 2) [Книги 4–6]

В глаза Ратибора хлынул призрачный свет, мелькнули более темные полосы, потом более светлые, длинным серпантином закружились вокруг светящиеся кометы, искры, шлейфы дыма…

«„Голем“ вращается! — сообразил Ратибор. — Вернее, кувыркается в воздухе… или в вакууме?»

— Стабилизация по трем осям! — приказал он координатору. — Локацию в длинноволновом диапазоне, выдачу параметров среды.

Верчение цветных струй и полос вокруг замедлилось, полосатый хаос распался на бесформенные пятна, мигающие огни, клубы и полотнища дыма, странные скрюченные тени, двигающиеся в дыму. Изредка сквозь дым пробивались зеленые зарницы, и весь пейзаж передергивался, будто его сводила судорога. В такие моменты в гондоле «голема» раздавался гудок и перед глазами пилота вспыхивало слово «Радиация» и цифры — ее уровень внутри аппарата.

Локация в длинноволновом диапазоне ничего не дала: радиоволны вязли словно в дыму и не возвращались, поглощаемые средой. Высокочастотные волны оконтурили в дыму какие-то зализанные, округлые предметы, медленно перетекающие друг в друга, за которыми на пределе видимости проступили твердые, ребристые и бугристые стены, перемежающиеся с нишами, пещерами и бездонными провалами.

— Миражи, — изрек координатор. — Я не в состоянии правильно оценить поступающую информацию. Все, что мы видим, на самом деле — фантомы, отражение и преломление внешних воздействий в наших органах чувств. Ложное видение.

— Отстроиться можешь?

— Пока не удается, слишком высок радиационный и пси-фон, плюс мощное акустическое поле, сбивающее точную наводку датчиков. Хочешь послушать, что деется вокруг нас?

В уши Ратибора хлынула какофония звуков — от мяукания кошек до взрывов и визга пил, выдержать этот грохот не смог бы ни какой, даже специально тренированный человек. Координатор убавил громкость до бесцветного шипения, и Ратибор невольно про бормотал:

— Белый шум… это был шум, Дар, просто исключительно большой мощности.

— Около трехсот децибел, далеко за болевым порогом, хорошо, что «голем» рассчитан на подобные воздействия.

Ратибор помолчал, впитывая порции данных, вводимых ему координатором.

Среда, в которой висел «голем», оказалась гелием с примесями инертных газов и паров металлов от железа до осмия, и была она пронизана целым «пакетом» смертельных для человека излучений. Инк «голема» сумел разобраться лишь с тремя их типами: гамма-радиацией, нейтринным потоком и протонными пучками высоких энергий, остальное излучение Дар мог оценить только качественно, по реакции универсальных регистраторов. Не ответил он и на вопрос пилота, где находится «голем».

— Во всяком случае не в открытом космосе, — заявил он не без юмора. — Это может быть и поверхность неизвестной планеты, куда нас закинул чужанский «перевертыш», и ее недра, или ядро формирующейся звездной системы.

— Или внутренности Конструктора. Я склонен полагать, что роиды хорошо просчитали путь своего посла и теперь мы где-то в недрах Конструктора. Единственное, что меня тревожит, это отсутствие самого роида. И К-мигранта. Запускали-то нас вместе.

Накатила вдруг волна слабости, в глазах замерцала льдистая зелень, руки и ноги стали ватными, тошнота подступила к горлу, сознание померкло… ненадолго. Дар реагировал мгновенно, вводя стимулятор и питание.

Голова прояснилась, хотя тошнота осталась.

— Давай поищем, — сказал Ратибор, обливаясь потом; и тут же по коже спины, груди, подмышками щекотно пробежали пальцы медкомплекса, стирая пот.

Координатор направил «голем» вверх — если можно было назвать верхом пространство над вершиной аппарата, и словно прорвал невидимую пленку, скрывавшую до этого от человека иные пейзажи, — «голем» вырвался в солнечный день на Земле! Впрочем, не на Земле, как понял ошеломленный Ратибор, вглядевшись в представший перед глазами пейзаж, освещенный так, словно светился сам воздух.

Холмистая равнина, поросшая ковром густых трав и цветов, уходила во все стороны в бесконечность, а не до линии горизонта, как на Земле, и точно такая же равнина простиралась над головой, словно отражение в полупрозрачном зеркальном слое. Но этого было мало: справа и слева, достаточно далеко от «голема», если верить ощущениям и датчикам машины (около тысячи километров, под сказал Дар), угадывались вертикальные эфемерные стены с горными и другими ландшафтами, которые иногда становились реальными, четко и ясно видимыми. Этот мир напоминал геометрическую фигуру из, по крайней мере, шести пересекающихся под прямыми углами плоскостей, каждая со своим пейзажем и особенностями рельефа, но пять из них были эфемерными, призрачными, как ми ражи, и лишь одна не давала повода к сомнениям относительно своей; реальности.

— Гексоид Гаргантюа, — проговорил Дар, и Ратибор вспомнил, откуда ему известен диковинный мир: в материалах о первом появлении Конструктора, тогда еще в виде споры — сверхоборотня, как его прозвали, было описание иллюзорного путешествия одного из безопасников, Диего Вирта, по точно такому же миру, которому дали название Гексоид Гаргантюа. История повторилась. Разве что путешествие Берестова происходило наяву.

— Мы внутри Конструктора, — подвел итог своим размышлениям Ратибор. — Это его масштабы и ландшафты.

«Голем» двинулся над равниной по разворачивающейся спирали, преодолевая тугое сопротивление местной воздушной среды: гелий, инертные газы, пары металлов.

— Гелий? — внезапно удивился Ратибор. — И трава на холмах? Что это значит?

— Только то, что мы внутри Конструктора, — буркнул координатор. — У меня нет никаких сомнений в реальности холмов и всего остального, поступающая информация однозначна и не требует специального анализа. А почему трава не может расти в гелиевой среде?

— На вид-то она земная…

За одним из дальних холмов блеснула серебристая полоска. Ратибор, не раздумывая, повернул в ту сторону, и через минуту полета посадил «голем» на холме рядом с дорогой из тускло блестевшего материала, напоминающего серебро.

— Я выйду.

— Не советую, — хмыкнул Дар. — Радиационный фон тут поменьше, но пси-фон пульсирует за пределами обычных человеческих возможностей.

— Открывай.

Координатор подчинился.

Кокон-кресло «голема», представляющее, по сути, его рубку, «вывернулась наизнанку», словно толстая шуба, освободив пилота. Ратибор, упакованный в герметичный кокос, выбрался из кресла, обошел его и влез в тесный прозрачный цилиндр, занимавший все остальное свободное пространство рубки. В то же мгновение цилиндр сжался и обтянул пилота прозрачной бликующей пленкой. Ратибор защелкнул энергопояс, прицепил к нему «универсал», встал на белый круг у стены, и упругий бутон трапа вынес его наружу.